Бывает, умирающие спрашивают: «Почему?» или «Почему я?» – спрашивают либо голосом, либо глазами. Крил не задает таких вопросов; ответ ему прекрасно известен.
Все дело в том, что я очень старомодный человек.
– Да вы просто смертельно опасны, – задумчиво говорит Тоа-Сителл. – Не надейтесь, что я когда-нибудь подпущу вас к себе на длину руки.
Мы испытующе смотрим друг на друга.
При созерцании остывающего тела посла на его губах появляется чуть заметный намек на улыбку.
– Редко, очень редко встречается человек, который полностью соответствует своей репутации. Так кто же, по-вашему, более опасен: интеллектуал… – еще один взгляд встречается с моим, – или идеалист?
– Не оскорбляйте меня. И его тоже. – М-м, – кивает он. – Ну, тогда пошли.
Один из младших монахов осмеливается заговорить. Его голос сух и спокоен:
– Ты нигде не будешь в безопасности, Кейн из Гартан-холда. Ты не скроешься от мести Монастырей. Я смотрю на старшего монаха.
– Он нарушил право на убежище. Вы были свидетелями. Он кивает.
– Вы скажете всю правду. Он снова кивает.
– Я не оскверню себя ложью ради такого человека. Тоа-Сителл роняет черный бархатный мешочек на пол у тела Крила. Мешочек звякает, из него выпадает золотой ройял и медленно катится вокруг головы посла к ногам монахов. Глаза присутствующих прикованы к монете, и только когда она со звоном падает набок, люди могут пошевелиться.
– По крайней мере теперь у него будут пышные поминки… – замечает Тоа-Сителл своим бесцветным голосом.
Он делает повелительный жест, и солдаты нацеливают арбалеты чуть повыше моей головы, чтобы не убить меня, если у кого-то из них дрогнет рука. Я слышу звук шагов спешащих братьев-целителей и криллианца. Слишком поздно.
Крил мертв, и никто другой не может своим приказом задержать герцога и его людей, поэтому мы беспрепятственно выходим через главные ворота посольства.
Сразу за воротами меня профессионально укладывают на землю, защелкивают наручники и кандалы. Булыжники мостовой холодные и блестят от воды. Я даже не сопротивляюсь. Зачем, если любой солдат не задумываясь вгонит мне стрелу в колено при малейшей попытке сглупить. Сам Тоа-Сителл помогает мне подняться на ноги. Процессия движется дальше.
Мы медленно идем по Божьей дороге к дворцу Колхари. Встает луна, и ее перламутровые лучи пронзают мокрый туман, окутавший улицы одновременно с темнотой, блестят на булыжниках и бросают светлую полосу мне на лоб. Перемычка кандалов постоянно цепляется за ноги, и передвигаться ужасно неудобно. От кандалов тянется цепь, другой ее конец сжимает в кулаке Тоа-Сителл. Все хранят молчание.
Вероятность того, что Совет Братьев потребует моей смерти в ответ на смерть Крила, составляет пятьдесят процентов. А должны бы медаль дать. Клятва Убежища – одна из самых священных у монахов, и наказанием за ее нарушение, как правило, является смерть.
Впрочем, это всего лишь размышления, воображаемая защита против гипотетического суда Монастырей.
Правда заключается в том, что я в любом случае убил бы Крила: за то, что он предал меня, помешал встрече с Шенной, позволил висящему над ее головой мечу опуститься еще на волосок.
После этого должен умереть любой. Любой.
Сквозь туман поблескивают серебром едва различимые ворота Дил-Финнартина, позади которых высится приводящая всех в трепет башня дворца Колхари. Тоа-Сителл обменивается паролями с капитаном стражи. Ворота распахиваются, и мы проходим в арку.
Вот это да! По крайней мере мне больше не придется придумывать, как пробраться во дворец. Может быть, я смогу использовать этот…
– Администратор? Э-э… администратор Коллберг? С экрана голос личного секретаря Артуро Коллберга казался раболепным шепотком.
Коллберг сглотнул – он хорошо знал, что может означать такой тон. Он быстро смахнул со стола крошки от ужина, сердито промокнул рот салфеткой и как можно тщательнее вытер руки. Потом глубоко вдохнул, стараясь успокоить учащенно бьющееся сердце,
– Да, Гейл?
– Администратор, вас вызывает Женева.
Когда Кейн вошел во дворец и связь с ним ухудшилась, у Коллберга сразу же появилась тысяча забот – от приказа сделать обитателям виртуальных кабин питательные уколы до проверки записи, подготовленной для «Свежего Приключения». Когда связь совсем прервалась, виртуальные кабины по всему миру автоматически вошли в цикл ожидания. Коммуникаторы Студии надрывались от любопытных, а то и откровенно паникерских звонков технических директоров других Студий. Среди хаоса и общей неразберихи Коллберг изо всех сил воздерживался от решения множества срочных проблем одновременно.
Первым делом он позвонил в Совет попечителей Студии, находившийся в Женеве.
В ожидании ответного звонка он занялся другими делами: ублаготворил другие Студии, погрузил зрителей Кейна в мирный цикл вынужденного сна, заказал себе ужин и сделал еще пару мелких дел, касавшихся двух сан-францисских звезд помельче и одной восходящей звезды, для которой составил график работы. На все это у него ушло чуть больше часа. Таким образом Коллберг пытался убедить всех, что его внимание всецело поглощено Приключением «Ради любви Пэллес Рид».
Однако теперь завтрак явно запросился наружу, а сам Коллберг попытался хоть капельку расслабить плечи. Все ради Кейна, все ради его успеха. Эх, знал бы Майклсон, каково пришлось Коллбергу, на что пошел администратор, дабы позаботиться о нем!
Коллберг подключил первый канал, и на экране появился логотип «Приключений Анлимитед» – вооруженный, размахивающий мечом рыцарь на вздыбленной крылатой лошади. Видеосвязь так и не включилась – как всегда при вызове Совета попечителей.