Теперь все зависело от Кейна.
Неторопливый взмах императорской руки – и свита пропускает меня. Мне не нужно оглядываться, я и так знаю, что они смыкаются у меня за спиной. Впрочем, это не важно. Главное – как далеко я успею добраться, прежде чем все вокруг взлетит на воздух.
С неторопливостью, с которой мой отец снимал ремень, чтобы всыпать мне, я развязываю обмотанную вокруг пояса серебряную сеть и обматываю ее вокруг кулака.
– Какие новости, Кейн? – рокочет Ма'элКот с плохо разыгранным удивлением.
У этого сукина сына уйма талантов, но притворяться он не умеет.
Тоа-Сителл смотрит на меня без выражения, только одна рука теребит рукав рубахи.
Пэллес что-то хрипит – она не может говорить из-за раненого легкого.
Я протягиваю руку к гирляндам цветов, укрывающим платформу, берусь за ее деревянную основу и влезаю наверх.
Теперь толпа молчит уже не под магией Ма'элКота – все встают и смотрят на меня. Это явно не запланировано как часть шоу,
А так ли уж они не правы…
– Я могу видеть глазами этой иллюзии, – продолжает Ма'элКот, – и говорить ее голосом. Зачем ты пришел, Кейн? Я выпрямляюсь на платформе и разматываю сеть.
По всему Стадиону прокатываются взволнованные голоса, заглушаемые звуками медных труб. Тоа-Сителл поворачивает ко мне плечо, все еще не снимая руку с рукава. Пэллес снова хрипит, и на этот раз я понимаю ее:
– …это ловушка…
Ее глаза в темных кругах полны отчаяния.
– Я знаю, – отвечаю я ей с улыбкой.
Император возвышается надо мною горой мяса; я чую запах масла, которым пропитаны его волосы и борода, слышу шуршание его килта, когда он подходит ближе.
– Я спрашиваю еще раз: зачем ты пришел? Если б он нагнулся на дюйм ниже, если б я встал на цыпочки, я мог бы поцеловать его в губы. Холод из сердца растекается по рукам и ногам; за последние несколько секунд я так часто переходил от ликования к страху и наоборот, что эмоции стали чем-то посторонним. Теперь я чувствую только холодную пустоту. Я смотрю в бездонные глаза.
– Я здесь, чтобы спасти мою жену.
– Твою жену? – На его лице появляется легкое удивление. – Ты не говорил мне, что вы женаты.
– Я тебе много чего не говорил.
Теперь, когда я здесь, когда я решился, я не могу заставить себя начать. Я навел ружье, но не могу спустить курок. Пока я оттягиваю этот миг, мы с Пэллес, словно шредингеровские коты, балансируем между жизнью и смертью. Первое же мое движение войдет в историю.
– Да, – свысока роняет Ма'элКот, – например, что ты актир.
Невидимая рука сжимает мне горло. Даже если б я был достаточно хладнокровен, чтобы спокойно подтвердить это, – а хладнокровия мне явно не хватит, – я все равно не мог бы признаться из-за наложенного на меня запрета. Я изображаю короткую улыбку, которая может выглядеть уверенной.
– Чего же ты ждешь? – спрашивает Ма'элКот. – Вот моя иллюзия. У тебя в руке сеть… Колеблешься? Теперь, когда у тебя есть возможность ударить бога?
Я приказываю своему сжавшемуся горлу произнести:
– Ты знаешь, что такое «мертвый шпик», Ма'элКот?
– «Мертвый шпик»?
– Да. У меня дома один писатель назвал так человека, которому ты скармливаешь заведомо ложную информацию, зная, что он попадет в плен к врагу. Когда его расколют и он заговорит, она откроет противнику то, что тебе нужно. Он думает, что это правда. Понимаешь?
Ма'элКот кривит губы, глаза у него загораются.
– Ламорак… – негромко констатирует он. Он не испуган таким поворотом дела, а скорее заинтересован. Его увлеченность возрастает, пока он предается размышлениям вслух.
– Да, конечно. Именно поэтому ты не стал использовать сеть… Ты знаешь, что я присутствую здесь, что это не иллюзия. Ты сам спланировал это. Как еще ты смог бы вытащить нас обоих из дворца, защищенного моей волей от магии актиров?
Ламорак хрипит на кресте.
– Ты все знал! Ты сделал это со мной!.. Я киваю ему.
– Да, я на тебя рассчитывал. Черт, Ламорак, недавно я убил человека за меньшее зло. А ведь он был гораздо лучше тебя. Неужели ты думаешь, что я мог оставить тебя в живых? Теперь мне остается только снять Пэллес с креста. Тоа-Сителл крадется поближе ко мне, все еще держа руку на рукаве. Там он явно прячет оружие; впрочем, он уже засветился.
– Но что же теперь? – спрашивает Ма'элКот. – Ты в моей власти. Как ты надеешься убежать?
Он говорит что-то еще, но я уже не слежу за его словами. Я смотрю вверх, в единственные глаза, которые сейчас важны для меня.
Даже самому искушенному мыслителю на свете нужно время, чтобы сменить точку зрения. Когда я вышел на арену, Пэллес могла думать только об угрожающей мне опасности – именно этот ужас я увидел в ее глазах. Она поставила крест на себе, а когда я влез на платформу – то и на мне; про себя она уже считала, что мы мертвы.
Но она слишком умна, и в ней слишком много жизни. Я болтаю с Ма'элКотом только для того, чтобы дать ей время приспособиться к новой ситуации. Теперь я вытаскиваю из кармана грифонов камень и держу его так, чтоб его видела она, но не Ма'элКот и Тоа-Сителл. Подняв глаза, я взглядом спрашиваю ее: «Ты готова?» – и вижу яростный, сильный и все же спокойный ответ: «По твоей команде».
Ма'элКот все еще что-то говорит – сейчас он похож на любителя детективов, решающего очередную задачу. Когда я поворачиваюсь к нему, он спрашивает:
– …но зачем ты принес эту сеть, если знал, что она не поможет?
– Ах, сеть? – холодно усмехаюсь я. – Она не бесполезна. Это, видишь ли, сигнал кантийцам начать атаку.
– Что?
Пока он осознает сказанное, я набрасываю сеть ему на голову. Он бьется, пытаясь высвободиться, однако она все же обвертывается вокруг него. Тоа-Сителл делает фехтовальный выпад в мою сторону – в его руке тускло мерцает сталь. Я уворачиваюсь от клинка и бью герцога в колено; оно ломается с сухим стуком, и Тоа-Сителл падает, рыча от неожиданной боли. Свита у платформы достает клинки и готовится к бою, а я отпрыгиваю – и тут мне на плечо ложится покрытая сетью рука Ма'элКота.