Герои умирают - Страница 103

103

У меня есть пятнадцать секунд.

Я хватаю Рушалла за обмякшую руку и пытаюсь оттащить его. Ламорак кричит от боли – что ж, по крайней мере он в сознании. Рушалл конвульсивно дергается и стонет; несмотря на пять засевших в груди стрел, ему понадобится еще минута или две, чтобы умереть.

Мне становится ясно, в чем дело: Рушалл и Ламорак сколоты стрелой – она прошла под ключицей несостоявшегося палача.

Бегущие стражники в сорока… нет, уже в тридцати футах от меня.

Я вбиваю ступню между грудью Ламорака и спиной Рушалла; раздается тройной вскрик – я собираю все силы и делаю рывок вверх, поднимая Рушалла, словно уснувшего ребенка Из живота Ламорака бьет фонтан крови; второй вырывается из глубокой, с рваными краями раны возле правого соска.

– Беги, ублюдок недоделанный, беги, чтоб тебя! – кричу я и грубо пинаю его в ребро.

Шестеро стражников подбегают ближе. Ламорак перекатывается на живот, стонет и с трудом тащится на руках и здоровом колене.

Я поворачиваюсь к стражникам, все еще держа на руках бьющегося в агонии Рушалла, и бросаю его тело в первого бегущего. Они сталкиваются с глухим стуком, Рушалл визжит и яростно цепляется за что попало, в том числе за стражника, пытаясь удержать равновесие. Они шатаются и падают на барьер, раскачиваются в странном объятии и, наконец, низвергаются в Яму. Над ними смыкается орущая толпа арестантов.

Оставшиеся пять стражников бросаются вперед с поднятыми дубинками, пытаясь обойти меня с флангов.

Теперь, бросив ползущего Ламорака, я могу бежать и наверняка успею уйти. Этим ребятам в броне никогда не схватить меня, даже раненого. Однако я жду их в боксерской стойке, а затем принимаю на ладони удары окованных железом дубинок, Где-то стреляют арбалеты и кричат от боли люди.

Выходы из коридоров извергают все новых и новых стражников, ринувшихся на сигнал тревоги.

Я жду, тяжело дыша.

Я исполнен поэзии борьбы.

Стражники переглядываются, готовясь атаковать.

Я бросаюсь в атаку, отринув размышления.

Вот передо мной один из них; я бью его ногой, и он сгибается пополам, взлетая. Пока он хватает ртом воздух, мои пальцы уже добираются до глаз его напарника. Я переношу вес тела на другую ногу и ударяю сбоку третьего; тот летит через барьер прямиком в Яму. Повернувшись на месте, я бью ребром ладони по основанию черепа первого стражника. Он падает и судорожно подергивается.

Но не успеваю почувствовать первую радость победы – какой-то ублюдок пыряет меня ножом сзади; я не могу вздохнуть, колени подгибаются сами собой, от почек по всему телу расползается леденящий жар.

Еще один удар дубинки по суставу между плечом и шеей – я едва успеваю увернуться и принять его на мякоть левой руки и правую ладонь. Они немеют, зато удар возвращается к стражнику. Шея у меня целехонька, вот только в очумевшей голове вспыхивают звезды.

Я рычу от боли и жахаю стражника по челюсти острием локтя. Оборачиваюсь как раз вовремя – успеваю нырнуть под занесенную вновь руку стражника. Из такой позиции я бью его апперкотом в бронированный пах – он глухо стонет и приподнимается на цыпочки. Онемевшими пальцами я хватаю его за пояс и тяну на себя в качестве прикрытия от ударов остальных охранников. Я чувствую, как по нему молотят дубинки, однако этого недостаточно, чтобы пробить его броню. Стражник с выдавленными глазами моргает, словно что-то видит, и я понимаю, что попался.

Не знаю уж, с чего я решил, будто могу справиться с пятью вооруженными людьми… Впрочем, психов у нас в семье хватает.

Я выкатываюсь из-под стражника. Он мечется и попадает сапогом мне в глаз – снова передо мной звезды. Я продолжаю катиться до тех пор, пока у меня не проясняется в голове: если я остановлюсь, они забьют меня за пару секунд. Когда возвращается зрение, первое, что я вижу, это сверкающий черный камушек в шести дюймах от моего носа.

Трое стражников с дубинками на изготовку бросаются ко мне, а я хватаю камушек. Быстрый взгляд назад – Ламорак сумел отползти всего метров на пять или шесть и теперь рывками двигается вперед. До двери ему еще метров десять, не меньше.

– Ламорак! – кричу я. – Лови эту хреновину и помогай!

Он оглядывается, и я пускаю грифонов камень по полу, словно шарик для детской игры. Он подпрыгивает на неровностях, потом натыкается на каменный выступ и взлетает в воздух.

Я слежу за камушком, позабыв о стражниках у себя за спиной.

Ламорак щурит глаза, как будто пытается разглядеть что-то в свете факелов. Он шарит вокруг себя трясущимися руками. Ну где же этот камень? Неужели он упал за ограждение, в Яму? И в ту же секунду грифонов камень падает прямо в руки Ламораку.

Он сжимает камушек в пальцах, и на его лице появляется мечтательная, живая улыбка.

Он отчетливо произносит:

– Убей их прежде, чем они убьют меня.

Я прекрасно понимаю, что эти слова предназначаются не мне. Я вскакиваю на ноги, подальше от стражников, и вижу, как один из них разворачивается и опускает свою дубинку на незащищенное лицо соседа. Этим ударом он буквально дробит кость. Стражник падает, словно гнилая груша, испустив дух еще до того, как достигает пола.

Первый стражник поворачивается к следующему товарищу, слишком потрясенному, чтобы защищаться, и хлещет его. Потом он бежит в противоположную от меня сторону, чтобы напасть на десяток приближающихся к нам солдат.

Ламорак полностью концентрируется на происходящем, поэтому я просто мчусь к нему и хватаю поперек груди. Еще десять метров – и мы свободны. Никто уже не стреляет в нас; все стражники заняты перестрелкой с арестантами. Я смотрю вперед…

103